Поэзия...

[Таланов]

Кончилось лето…

Красное солнышко август отпело.
Белый мой свет занавесил туман.
Враз помертвело.
Вмиг пожелтело.
Осиротело.
Засентябрело…
Что ж ты наделала, как ты посмела?!
Что же ты целилась так неумело,
бедная, бедная
Фанни Каплан?..

Анатолий Богатых

[Таланов]

ЭПИТАФИЯ HA МОГИЛЕ БЛАТНОГО

Ты врезал дубаря,
Ты сквозанул c концами
Туда, где никому не надо ксив,
B одну хавиру вместе c фраерами,
У Господа прощенья закосив.

И всю дорогу c почерка горя,
Нигде не раскололся ты ни разу.
Мы за тебя всегда держали мазу,
Так что ж ты оборвался втихаря?

Стоим на цирлах,
Без вина косые.
Ho как ни жмись и как ни шестери,
Ha кичу попадешь, на сухари.
И негде нам качать права в России.

A ты кемаришь,
Ты теперь в законе.
Разбейте понт,
Идет последний шмон:
Бочата сдрючат,
Ho никто не тронет
Ha желтой паутине чертогон.


СЛОВАРЬ K "ЭПИТАФИИ
HA МОГИЛЕ БЛАТНОГО"

врезать дубаря — умереть
сквозануть c концами — уйти удачно в побег
ксива — паспорт
хавира — помещение
фраер — не вор
закосить — получить не по заслугам что-либо хорошее
c почерка горя — попадая впросак
расколоться — признаться
держать мазу — стоять на чьей-либо стороне
оборваться втихаря — уйти в побег, никому не сказав
цирлы — цыпочки
косой — пьяный
кича — карцер
жаться —уклоняться
шестерить — услуживать, подхалимничать
качать права — доказывать свою правоту
кемарить — спать
в законе — иметь право
разбейте понт — разойдитесь
шмон — обыск
бочата — часы
сдрючат — снимут
желтая паутина — золотая цепочка
чертогон — крест

ЛЕОНИД СИТКО

Находился в лагерях Дубровлага
примерно c 1965 года. Биографиче-
ские данные и дальнейшая его судь-
ба нам неизвестны.

[dimon788]

Source of the post
Биографические данные и дальнейшая его судьба нам неизвестны.

[url=http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/a...d23.html?id=159]http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/a...d23.html?id=159[/url]

Кича - это тюрьма вообще, или зона, a не карцер.

[Таланов]

Source of the post
Кича - это тюрьма вообще, или зона, a не карцер.

Ha уголовном жаргоне - да, на тюремном: кича – ШИЗО. Штрафной изолятор.

[omega]

Сегодня день рождения Александра Сергеевича Пушкина.

Предлагаю всем выложить ваше самое-самое любимое пушкинское стихотворение.


АНГЕЛ

В дверях эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.

Дух отрицанья, дух сомненья
На духа чистого взирал
И жар невольный умиленья
Впервые смутно познавал.

"Прости, - он рек, - тебя я видел,
И ты недаром мне сиял:
Не всё я в небе ненавидел,
Не всё я в мире презирал".


1827 г.

[omega]

ПОДРАЖАНИЯ КОРАНУ
(отрывок)

И путник усталый на Бога роптал:
Он жаждой томился и тени алкал.
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадёжной водил он вокруг,
И кладез под пальмою видит он вдруг.

И к пальме пустынной он бег устремил,
И жадно холодной струёй освежил
Горевшие тяжко язык и зеницы,
И лёг, и заснул он близ верной ослицы -
И многие годы над ним протекли
По воле владыки небес и земли.

Настал пробужденья для путника час;
Встаёт он и слышит неведомый глас:
"Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?"
И он отвечает: уж солнце высоко
На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.

Но голос: "О путник, ты долее спал;
Взгляни: лёг ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладез холодный
Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесённый песками степей;
И кости белеют ослицы твоей".

И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник...
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.

И ветхие кости ослицы встают,
И телом оделись, и рёв издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Святые восторги наполнили грудь:
И с Богом он дале пускается в путь.

1824 г.

Яндекс цитирует Пушкина. До боли знакомые цитаты.

"Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать..."
"Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит..."

[beaver]

Соснора
Дождь

Дождь идет никуда, ниоткуда,
как старательная саранча.
Капли, маленькие, как секунды,
надо мною звучат и звучат,

не устанут и не перестанут,
суждены потому что судьбой,
эти капли теперь прорастают,
может, деревом, может тобой.

Воздух так водянист и рассеян
не подняться усильями крыл.
В полусне наших птиц и растений
я любил тебя или убил?

Пусть мне всякий приют на закланье!
Поводырь, меня не доведи!
Ворон грянет ли, псы ли залают,
уходи! возвращайся в дожди!

Дождь идет все сильнее, все время,
племена без ветрил, без вождя.
Он рассеет печальное племя,
то есть каждую каплю дождя.

Где я? Кто я? Куда я? Достигну
старых солнц или новых тенет?
Ты в толпе торопливых дождинок
потеряешь меня или нет?

Меч мой чист. И призванье дано мне:
в одиночку с огульной ордой.
Я один. Над одним надо мною
дождь идет. Дождь идет. Дождь идет.

Не уверен, что текст точный - это то, что поет Мирзаян.

Кстати, кто-нить может поделиться текстом или сканом книжки Сосноры - Всадники (1969?)

[omega]

Ольга Берггольц

ИЗ ЦИКЛА «РОДИНЕ»

1

Гнала меня и клеветала,
Детей и славу отняла,
А я не разлюбила – знала:
Ты – дикая. Ты – не со зла.
Служу и верю неизменно,
Угрюмей стала и сильней.
...Не знай, как велика надменность
Любви недрогнувшей моей

2

Да, я теперь, пройдя сквозь муку, знаю:
Я – это ты, мы вместе, мы одно.
И если я страдаю – ты страдаешь,
Я радуюсь – ты счастлива со мной.
Так умолчу ли о своём страданьи.
Таиться ль буду, счастием дыша?
Когда у нас единое дыханье,
Одна непобедимая душа?

Март 1939 г.


Нет, не из книжек наших скудных –
Подобья нищенской сумы,
Узнаете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.
Как мы любили горько, грубо,
Как обманулись мы любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.
Как в духоте бессонных камер,
И дни, и ночи напролёт
Без слёз, разбитыми губами
Твердили ”Родина”, ”Народ”.
И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На бесполезное страданье
Пославшей лучших сыновей.
О, дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпали
В открытых когтях Колымы!
А те, что вырвались случайно,
Осуждены ещё страшней:
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.
И молча, только тайно плача,
Зачем-то жили мы опять,
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.
И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
Но не было людей бесстрашней
И горделивее, чем мы!
За облик призрачный, любимый,
За обманувшую навек
Пески монгольские прошли мы
И падали на финский снег.
Но наши цепи и вериги
Она воспеть нам не дала –
И равнодушны наши книги,
И трижды лжива их хвала.
Но если, скрюченный от боли,
Вы этот стих найдёте вдруг,
Как от костра в пустынном поле
Обугленный и мёртвый круг,
Но если жгучего преданья
Дойдёт до вас холодный дым, –
Ну что ж! Почтите нас молчаньем,
Как мы, встречая вас, молчим!

1941 г.

[beaver]

ЖИЗНЬ, ЖИЗНЬ
I

Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.

II

Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.

III

Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.

Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.


Арсений Тарковский. Стихи разных лет. 1983.

[omega]

Ольга Берггольц

ИЗ ЦИКЛА «ВОЗВРАЩЕНИЕ»

Мне надо было, покидая
угрюмый дом, упасть в слезах
и на камнях лежать, рыдая
у всех прохожих на глазах.
Пускай столпились бы, молчали,
пускай бы плакали со мной.
Со мной исполнены печали
неутолимой и одной…
Пускай, с камней не поднимая,
но только плечи охватив,
сказали б мне:
«Поплачь, родная.
Когда наплачешься - прости».
Но злая гордость помешала.
И, стиснув губы добела,
стыдясь, презрев людскую жалость,
я усмехнулась и ушла.
И мне друзья потом твердили
о неком мужестве моём,
и как победою – гордились
удушливо бесслезным днём,
Им не понять, что чёрной платой
за это мужество плачу:
мне петь бы вам – и плакать, плакать…
Но слёзы отняты. Молчу.

1939 г.